Дубровский | 1996

Когда в лихие года пахнет народной бедой
Тогда в полуночный час тихий неброский
Из леса выходит старик,
А вглядись — он совсем не старик,
А напротив, совсем молодой — красавец Дубровский
Проснись моя Кострома, вставай Саратов и Тверь
Не век же нам мыкать беду и плакать о хлебе
Дубровский берет ероплан, Дубровский взлетает наверх
И летает над грешной землей, и пишет, и пишет:
Не плачь, Маша, я здесь
Не плачь, солнце взойдет
Не прячь от Бога глаза,
А то как он найдет нас
Небесный град Иерусалим
Нам светит сквозь холод и лед
И вот он стоит вокруг нас
И ждет нас, и ждет нас
Он бросил свой меч и свой щит, швырнул в канаву наган
Он понял, что некому мстить и радостно дышит
В тяжелый для родины час над нами летит его аэроплан
Красивый как иконостас, и пишет, и пишет:
Не плачь, Маша, я здесь
Не плачь, солнце взойдет
Не прячь от Бога глаза,
А то как он найдет нас
Небесный град Иерусалим
Горит нам сквозь холод и лед
И вот он стоит вокруг нас
И ждет нас, и ждет нас

Когда в лихие года пахнет народной бедой
Тогда в полуночный час тихий неброский
Из леса выходит старик,
А вглядись — он совсем не старик,
А напротив, совсем молодой — красавец Дубровский
Проснись моя Кострома, вставай Саратов и Тверь
Не век же нам мыкать беду и плакать о хлебе
Дубровский берет ероплан, Дубровский взлетает наверх
И летает над грешной землей, и пишет, и пишет:
Не плачь, Маша, я здесь
Не плачь, солнце взойдет
Не прячь от Бога глаза,
А то как он найдет нас
Небесный град Иерусалим
Нам светит сквозь холод и лед
И вот он стоит вокруг нас
И ждет нас, и ждет нас
Он бросил свой меч и свой щит, швырнул в канаву наган
Он понял, что некому мстить и радостно дышит
В тяжелый для родины час над нами летит его аэроплан
Красивый как иконостас, и пишет, и пишет:
Не плачь, Маша, я здесь
Не плачь, солнце взойдет
Не прячь от Бога глаза,
А то как он найдет нас
Небесный град Иерусалим
Горит нам сквозь холод и лед
И вот он стоит вокруг нас
И ждет нас, и ждет нас