Всеобщая серость при нашем-то уровне, росли вроде умными, выросли дурнями
Мундиры напялили, стаканы наполнили, едва захмелев, протрезвели, и поняли
Что вот она жизнь, а податься в ней некуда, есть соцреализм, порожденье
совдепово
Кому пировать у стола ненасытного, кому вековать у корыта разбитого.
Да бог с ним, плевать я хотел на их месиво покуда мне голодно, значит,
мне весело
Вся боль впереди — расступись, голь халявая, эх, рваные джинсы, карманы дырявые.
Махнуть, что ль куда, все на мне, что не собрано страна велика, шофера — люди
добрые
И жить от песни к стакану, от стакана — да к песне, ты спросишь — чего не
сидится на месте мне.
Нет, я мог бы найти себе толстую женщину, хозяйку, работницу, секс-бомбу — на
меньшее
Я не согласен, да никто не подпишется и славно — одному мне куда легче дышится.
Поэты деревни гребут жар руками городские — по трупам несут свое знамя
Есть третьи — но эти больные и нервные им всем уготована stairway to heaven.
А что до меня — так я не тот, и не этот, меня вообще очень сложно причислить к
поэтам.
Озорница-певунья моя, умница-крестница, я не жилец в этом доме, но ты моя
лестница.
Ты шлюха вокзальная, святая кормилица, живая вода, беспощадная виселица
Ста ртами заплевана, роза пурпурная, да не ты ль родила меня, мать
шестиструнная.
Я только с тобой еще что-то да значу дешевый подарок, дорогая подачка
На струнах подвешенный, на грифе распятый, с тобою меняю я свой третий десяток.