На дороге жизни | 1984

В пальцы свои дышу —
Не обморозить бы.
Снова к тебе спешу
Ладожским озером.
Долго до утра в тьму зенитки бьют,
И в прожекторах «Юнкерсы» ревут.
Пропастью до дна раскололся лёд,
Чёрная вода, и мотор ревёт:
«Вправо!» …Ну, не подведи,
Ты теперь один правый.
Фары сквозь снег горят,
Светят в открытый рот.
Ссохшийся Ленинград
Корочки хлебной ждёт.
Вспомни-ка простор шумных площадей,
Там теперь не то — съели сизарей.
Там теперь не смех, не столичный сброд —
По стене на снег падает народ — голод.
И то там, то тут в саночках везут голых.
Не повернуть руля,
Что-то мне муторно…
Близко совсем земля,
Ну, что ж ты, полуторка?..
Ты глаза закрой, не смотри, браток.
Из кабины кровь, да на колесо — ала…
Их ещё несёт, а вот сердце — всё. Стало.

В пальцы свои дышу —
Не обморозить бы.
Снова к тебе спешу
Ладожским озером.
Долго до утра в тьму зенитки бьют,
И в прожекторах «Юнкерсы» ревут.
Пропастью до дна раскололся лёд,
Чёрная вода, и мотор ревёт:
«Вправо!» …Ну, не подведи,
Ты теперь один правый.
Фары сквозь снег горят,
Светят в открытый рот.
Ссохшийся Ленинград
Корочки хлебной ждёт.
Вспомни-ка простор шумных площадей,
Там теперь не то — съели сизарей.
Там теперь не смех, не столичный сброд —
По стене на снег падает народ — голод.
И то там, то тут в саночках везут голых.
Не повернуть руля,
Что-то мне муторно…
Близко совсем земля,
Ну, что ж ты, полуторка?..
Ты глаза закрой, не смотри, браток.
Из кабины кровь, да на колесо — ала…
Их ещё несёт, а вот сердце — всё. Стало.