Dos alpargatas | 2004

Son un barreño tus tristes ojos
Cuando no estamos cerca somos dos gorriones cojos
Dos alpargatas de piel de saco
Y un puerto cada cama donde no atraca ni un barco
Y una mijilla de sol a la terraza
Y al poco paladas de arena para el corazón
Que muera en tus brazos
Que dé taconazos con la luna llena
Y entre mis borrones he sido un borrico
Que quiso besar el aire y la acera y quedarse contigo
Y no puede ser
No vuelvo a nadar en los mares de trigo
Que se ensucia el pan de mirarme al ombligo
Llegan las dudas, echa el pestillo
Que saco un ramillete y después paso el cepillo
Con mi chaqueta de seis botones
Que no me la cambiaron ni hijoputas ni ladrones
Y de puntillas se irá la soledad
Después de cambiarme los pétalos del azahar
Por una chumbera que pincha los globos de mi primavera
Y entre mis borrones he sido un borrico
Que quiso besar el aire y la acera y quedarse contigo
Y no puede ser
No vuelvo a nadar en los mares de trigo
Que se ensucia el pan de mirarme al ombligo
Y en mis dinteles, el mal fario se va haciendo fuerte
Y rebuznando se me olvida que vine a verte
Que si en las baldas de tu armario no busco comida
Tal vez me acorrale la vida y me folle la suerte
Y entre mis borrones he sido un borrico
Que quiso besar el aire y la acera y quedarse contigo
Y no puede ser
No vuelvo a nadar en los mares de trigo
Que se ensucia el pan de mirarme al ombligo

Это подметки твоих печальных глаз.
Когда нас нет рядом, мы два хромых Воробья.
Два эспадрильи из кожи
И порт, каждая кровать, где не причаливает ни одна лодка.
И солнышко на террасу
И вскоре лопаты песка для сердца
Пусть он умрет в твоих объятиях.
Пусть он бьет каблуками с полной луной
И среди моих размытий я был размытым,
Что он хотел поцеловать воздух и тротуар и остаться с тобой.
И это не может быть
Я больше не плаваю в пшеничных морях,
Который пачкает хлеб, глядя мне в пупок,
Приходят сомнения, бросает защелку.
Я достаю корсаж, а затем протягиваю кисть.
В моей куртке с шестью пуговицами
Что меня не изменили ни ублюдки, ни воры.
И на цыпочках уйдет одиночество.
После того, как я изменил лепестки апельсинового цвета
За чумберу, которая колет воздушные шары моей весны,
И среди моих размытий я был размытым,
Что он хотел поцеловать воздух и тротуар и остаться с тобой.
И это не может быть
Я больше не плаваю в пшеничных морях,
Который пачкает хлеб, глядя мне в пупок,
И в моих перемычках зло фарио становится сильным.
И я забываю, что пришел к тебе.
Что если на полках твоего шкафа я не ищу еду,
Может быть, я загоню свою жизнь в угол и трахну удачу.
И среди моих размытий я был размытым,
Что он хотел поцеловать воздух и тротуар и остаться с тобой.
И это не может быть
Я больше не плаваю в пшеничных морях,
Который пачкает хлеб, глядя мне в пупок,