Посвящение поэту | 2002

У поэта душа высока,
Как орбита космических станций.
У поэта дырявый карман
И расходы жены на семью.
Сын поэта — фанат ЦСКА.
И от гула футбольных трансляций
Муза-сволочь свалила в туман,
Не оставив визитку свою.
Для домашних он — тихий садист
С диким взглядом врача-акушера,
Хоть бы в доме ножи наточил,
Хоть бы гвоздь вколотил в табурет.
Вон у Люськи сосед — онанист
На эротике сделал карьеру,
Ты б хоть педикам хит настрочил,
Но куда там — серьёзный поэт.
А на днях у поэта в гостях
Был прозаик Эжен Несознанской.
Кушал водку и горько рыдал
О святой православной Руси.
А потом матерился, крестясь,
Стукнул тёщу селёдкой исландской
И под жуткий семейный скандал
Был отправлен домой на такси.
Ах, какая же, право, тоска
В человеке искать бесконечность
И терзать благозвучный минор,
Задыхаясь в казённой петле.
Но вонзается в небо строка.
Заставляя угрюмую вечность,
Обратить на мгновенье свой взор
К вопиющей от боли земле.
У поэта душа высока…

У поэта душа высока,
Как орбита космических станций.
У поэта дырявый карман
И расходы жены на семью.
Сын поэта — фанат ЦСКА.
И от гула футбольных трансляций
Муза-сволочь свалила в туман,
Не оставив визитку свою.
Для домашних он — тихий садист
С диким взглядом врача-акушера,
Хоть бы в доме ножи наточил,
Хоть бы гвоздь вколотил в табурет.
Вон у Люськи сосед — онанист
На эротике сделал карьеру,
Ты б хоть педикам хит настрочил,
Но куда там — серьёзный поэт.
А на днях у поэта в гостях
Был прозаик Эжен Несознанской.
Кушал водку и горько рыдал
О святой православной Руси.
А потом матерился, крестясь,
Стукнул тёщу селёдкой исландской
И под жуткий семейный скандал
Был отправлен домой на такси.
Ах, какая же, право, тоска
В человеке искать бесконечность
И терзать благозвучный минор,
Задыхаясь в казённой петле.
Но вонзается в небо строка.
Заставляя угрюмую вечность,
Обратить на мгновенье свой взор
К вопиющей от боли земле.
У поэта душа высока…