Анна Каренина | 1998

Судьба российской женщины, как водится, несчастна.
Куда податься, если жизнь до ручки довела.
Когда Каренина с тоски нырнула в омут страсти,
Широкая общественность её не поняла.
Муж — образцовый семьянин, дитё — на радость маме,
Сыта, обута всё при ней, так что желать ещё?
И, не услышана никем в своей сердечной драме,
Решила Аня навсегда покончить с жизнью счёт.
Она пришла на переезд, гонимая позором,
И как на плаху, возлегла на рельсовую сталь.
А вслед за нею возлегли две тысячи шахтёров
И перекрыли напрочь скоростную магистраль.
Она лежала на путях, вдыхая запах шпалы
И, в кулачке сжимая крест, молилась к небесам,
А вместе с нею вся Сибирь на рельсах бастовала
Под популярным лозунгом «Зарплату горнякам!»
И началась у Ани жизнь — как будто наважденье,
Она в лесах повеситься, а тут как тут — Гринпис…
Мол, прекратите вырубку зелёных насаждений,
Не то мы все повесимся аж головою вниз.
Анюта — к речке на мосток, а вслед за ней — крестьяне,
У каждого на шее — груз и транспарант в руках:

Судьба российской женщины, как водится, несчастна.
Куда податься, если жизнь до ручки довела.
Когда Каренина с тоски нырнула в омут страсти,
Широкая общественность её не поняла.
Муж — образцовый семьянин, дитё — на радость маме,
Сыта, обута всё при ней, так что желать ещё?
И, не услышана никем в своей сердечной драме,
Решила Аня навсегда покончить с жизнью счёт.
Она пришла на переезд, гонимая позором,
И как на плаху, возлегла на рельсовую сталь.
А вслед за нею возлегли две тысячи шахтёров
И перекрыли напрочь скоростную магистраль.
Она лежала на путях, вдыхая запах шпалы
И, в кулачке сжимая крест, молилась к небесам,
А вместе с нею вся Сибирь на рельсах бастовала
Под популярным лозунгом «Зарплату горнякам!»
И началась у Ани жизнь — как будто наважденье,
Она в лесах повеситься, а тут как тут — Гринпис…
Мол, прекратите вырубку зелёных насаждений,
Не то мы все повесимся аж головою вниз.
Анюта — к речке на мосток, а вслед за ней — крестьяне,
У каждого на шее — груз и транспарант в руках: