Верь мне | 2008

Говорили мне, не верила я, он, такой как все — суеверия.
Он, такой как все, все — напраслина. Что ж была я так неопаслива?
Что ж была я так доверчива? Ведь не он один мне цветы дарил.
Ведь не он один пел до вечера. Ведь не он один меня искусил.
Я не плакала. Слезы сами лились мутною рекой, утопить хотели.
Мать моя, весна, забери меня! А слова его вихрем налетели…
Как твое имя прекрасно! Язык прилипает к небу.
Быть рядом с тобой, умереть за тебя — счастье, которое ищут!
Огонь не греет, когда тебя нет! Вода не утоляет жажду!
Ноги не ходят, руки как плети! Верь мне! Верь мне!
Верь мне!
Что случилось вдруг? Аж в глазах темно?
Воздух — горький яд, рукам холодно.
В левой стороне груди моей свили гнезда свои злые вороны.
Говорили мне, не верила я, он, такой как все — суеверия.
Он, такой как все, все — напраслина. Что ж была я так неопаслива?
Я не верю ему, его крик режет тьму…
Верь мне!
Верь мне!

Говорили мне, не верила я, он, такой как все — суеверия.
Он, такой как все, все — напраслина. Что ж была я так неопаслива?
Что ж была я так доверчива? Ведь не он один мне цветы дарил.
Ведь не он один пел до вечера. Ведь не он один меня искусил.
Я не плакала. Слезы сами лились мутною рекой, утопить хотели.
Мать моя, весна, забери меня! А слова его вихрем налетели…
Как твое имя прекрасно! Язык прилипает к небу.
Быть рядом с тобой, умереть за тебя — счастье, которое ищут!
Огонь не греет, когда тебя нет! Вода не утоляет жажду!
Ноги не ходят, руки как плети! Верь мне! Верь мне!
Верь мне!
Что случилось вдруг? Аж в глазах темно?
Воздух — горький яд, рукам холодно.
В левой стороне груди моей свили гнезда свои злые вороны.
Говорили мне, не верила я, он, такой как все — суеверия.
Он, такой как все, все — напраслина. Что ж была я так неопаслива?
Я не верю ему, его крик режет тьму…
Верь мне!
Верь мне!