Vielleicht existiert ES doch: Vielleicht hält ES uns zu seinem Vergnügen in
seiner Sinnwelt.
Bei Gedanken an Katastrophen, Krieg, Gewalt schäumt es ihm vor Freude aus dem
Mund
und Speichel tropft in sämigen Fäden auf die Rücken der Leidenden.
Darunter eitrige Ekzeme, die sich tief durch das schwache Fleisch fressen,
in das die Fliegen seiner Perversion eifrig ihre Eier abzulegen versuchen.
Viele werden erwachen, die Rücken voller Maden…
Und sein fiebriges Hirn ersinnt sich weitere Bilder: Bei dem Gedanken an
brutalste Misshandlungen amüsiert ES sich köstlich,
kann sich vor Lachen kaum noch zügeln, fängt an, sich an zähem Speichel zu
verschlucken.
ES muss würgen, würgt etwas mit hoch: Dinge aus seinem Magen, Dinge die ES von
jeher nähren.
In einem Schwall brechen sie aus seinem Schlund hervor, sauer!
Halb verdautes wird sich über uns ergießen, unabwaschbar an uns kleben,
sich in uns hineinfressen und uns die Seelen aus den Leibern ätzen…
Und manchmal verschlingt ES sich selbst beinahe in schlimmster Gier,
kann nicht widerstehen, möchte dieses Fleisch spüren, möchte es berühren,
möchte selber Hand anlegen, möchte anderen und sich selbst wehtun.
Und so transportiert ES sich in seine eigene Gedankenwelt, nimmt sich einen
beliebigen Körper und lässt sich in einem Meer aus Gefühlen treiben,
wie eine kleine Daunenfeder im Wind.
Und ES liebt seinen Nächsten, wie sich selbst. Und die Nähe zum Leid tut ihm so
gut! Und ES tut dann Dinge, die wir nicht verstehen…
Hallo hübsches Kind, komm in meinen Garten!
Ich möchte dir was zeigen, du wirst es kaum erraten.
Komm, setz dich ins Laub und sei einfach nur schön
und lass uns Nacht einatmen! Es wird dir gefallen, du wirst sehen.
Dies ist mein altes Cello, es hat der Seiten drei.
Die vierte hab ich abgespannt, doch habe ich sie auch dabei.
Lass mich sie einmal nehmen,
um deinen Hals legen.
Will mal sehen, wie sie dich schmückt.
Was sagst du, sie drückt?
Dann sieh hinauf zu den Sternen,
zier dich nicht, lass das Wimmern!
Während Wolfram Haut zerschneidet,
halt die Luft an jetzt! Für immer!
Blute dich still leer in einem Bett aus frischem Laub.
Ahne letzte Ewigkeit unter Blut und Kolophoniumstaub.
Ja, sei ganz du selbst!
So liegt Schönheit bald verscharrt bei drei anderen im Garten.
Ein wundervolles Gastspiel, es lohnte sich mein Warten:
Blut gab Inspiration zu einem neuen Spiel,
auf diesem alten Cello mit nun wieder Saiten vier.
Doch halt! Es ist nicht zu Ende schon!
Spiele ich doch nicht nur dieses Chordophon.
Suche weitere Musen mich zu begleiten.
Denn, wer hätte es gedacht, auch mein Klavier hat viele, viele Saiten.
Man zählt 30 Seelen hinter jedem Leben,
für jede existiere ein Stern.
Jeder Seele wäre eine Welt gegeben,
Gott zu sein von hier so fern.
Und sehen wir die Sterne hoch oben stehen,
kann es sein, dass etwas von uns aufsteigt,
sehnsüchtig ohne Wiederkehr,
und nur nutzlos Vergängliches bleibt.
Hat es sich je besser angefühlt, lebendig zu sein?
Hat es sich je besser angefühlt?
Gib mir Leben!
Gib mir Leben!
Und ist Vergänglichkeit nicht der beste Beweis für das Leben?
Hatte ich sie nicht einst aus einem Klumpen Ton geformt?
Und sie schrien: «Gib mir Leben!»
Doch undankbar waren sie und erwiesen sich als unwürdig.
Heben wir also an den Deckel dieser Büchse…
Speichel, Laub Und Saitenspiel | 2008
Исполнитель: Stillste StundПеревод песни
Может быть, он все-таки существует: может быть, он держит нас в свое удовольствие в
его чувственный мир.
При мысли о катастрофах, войне, насилии ему пенится от радости от
Рот
и слюна всеми нитями капает на спины страждущих.
В том числе гнойная экзема, которая глубоко питается слабой плотью,
в которую мухи его извращения усердно пытаются откладывать свои яйца.
Многие проснутся, спины полны личинок…
И его лихорадочный мозг придумывает другие картины: при мысли о
жестокое жестокое обращение восхитительно забавляет,
едва сдерживается от смеха, начинает захлебываться тягучей слюной.
проглотить.
Он должен задыхаться, душит что-то с высоким: вещи из его желудка, вещи, которые он получает от
всегда питают.
В порыве порыва они вырываются из его пасти, кислые!
Наполовину переваренное изливается на нас, неотступно прилипает к нам,
питаться в нас и вытравлять души из тел…
И иногда он пожирает себя чуть ли не с худшей жадностью,
не может устоять, хочет почувствовать эту плоть, хочет прикоснуться к ней,
хочет наложить на себя руку, хочет причинить боль другим и себе.
И таким образом переносит себя в свой собственный мысленный мир, берет себе
любое тело и может дрейфовать в море чувств,
как маленькое пуховое перышко на ветру.
И любит ближнего своего, как самого себя. И близость к страданию так его
хорошо! И тогда он делает то, чего мы не понимаем…
Привет, милое дитя, заходи в мой сад!
Я хочу тебе кое-что показать, ты вряд ли догадаешься.
Давай, сядь в листву и будь просто красивой
и давай вдыхать ночь! Тебе понравится, вот увидишь.
Это моя старая виолончель, у нее страниц три.
Четвертую я отцепил, но и она у меня есть.
Позвольте мне взять их один раз,
надеть на шею.
Посмотрим, как она тебя украсит.
Что ты говоришь, она давит?
Тогда смотри к звездам,
не дергайся, не хнычь!
В то время как вольфрам разрезает кожу,
остановите воздух сейчас! Навсегда!
Блевать тихо пусто в ложе из свежей листвы.
Ах, последняя вечность среди крови и Канифольной пыли.
Да, будь самим собой!
Так что красавица вскоре укрылась с тремя другими в саду.
Замечательный гость, это стоило моего ожидания:
Кровь дала вдохновение новой игре,
на этой старой виолончели с теперь опять струны четыре.
Но стоп! Это не конец уже!
Я ведь не просто играю на этом Хордофоне.
Поиск больше МУЗ, чтобы сопровождать меня.
Потому что, кто бы мог подумать, даже у моего пианино много-много струн.
Человек насчитывает 30 душ за каждой жизнью,
для каждого существует одна звезда.
Каждой душе был бы дан мир,
Быть богом отсюда так далеко.
И мы видим звезды, стоящие высоко над,
может ли быть, что-то из нас поднимается,
тоскуя без возвращения,
и остается только бесполезное преходящее.
Разве лучше было быть живым?
Чувствовал ли он себя лучше?
Дай мне жизнь!
Дай мне жизнь!
И разве непостоянство не лучшее доказательство жизни?
Разве я когда-то не лепил их из комка глины?
И они кричали: "дай мне жизнь!»
Но они были неблагодарны и оказались недостойными.
Итак, давайте поднимемся к крышке этого ящика…
его чувственный мир.
При мысли о катастрофах, войне, насилии ему пенится от радости от
Рот
и слюна всеми нитями капает на спины страждущих.
В том числе гнойная экзема, которая глубоко питается слабой плотью,
в которую мухи его извращения усердно пытаются откладывать свои яйца.
Многие проснутся, спины полны личинок…
И его лихорадочный мозг придумывает другие картины: при мысли о
жестокое жестокое обращение восхитительно забавляет,
едва сдерживается от смеха, начинает захлебываться тягучей слюной.
проглотить.
Он должен задыхаться, душит что-то с высоким: вещи из его желудка, вещи, которые он получает от
всегда питают.
В порыве порыва они вырываются из его пасти, кислые!
Наполовину переваренное изливается на нас, неотступно прилипает к нам,
питаться в нас и вытравлять души из тел…
И иногда он пожирает себя чуть ли не с худшей жадностью,
не может устоять, хочет почувствовать эту плоть, хочет прикоснуться к ней,
хочет наложить на себя руку, хочет причинить боль другим и себе.
И таким образом переносит себя в свой собственный мысленный мир, берет себе
любое тело и может дрейфовать в море чувств,
как маленькое пуховое перышко на ветру.
И любит ближнего своего, как самого себя. И близость к страданию так его
хорошо! И тогда он делает то, чего мы не понимаем…
Привет, милое дитя, заходи в мой сад!
Я хочу тебе кое-что показать, ты вряд ли догадаешься.
Давай, сядь в листву и будь просто красивой
и давай вдыхать ночь! Тебе понравится, вот увидишь.
Это моя старая виолончель, у нее страниц три.
Четвертую я отцепил, но и она у меня есть.
Позвольте мне взять их один раз,
надеть на шею.
Посмотрим, как она тебя украсит.
Что ты говоришь, она давит?
Тогда смотри к звездам,
не дергайся, не хнычь!
В то время как вольфрам разрезает кожу,
остановите воздух сейчас! Навсегда!
Блевать тихо пусто в ложе из свежей листвы.
Ах, последняя вечность среди крови и Канифольной пыли.
Да, будь самим собой!
Так что красавица вскоре укрылась с тремя другими в саду.
Замечательный гость, это стоило моего ожидания:
Кровь дала вдохновение новой игре,
на этой старой виолончели с теперь опять струны четыре.
Но стоп! Это не конец уже!
Я ведь не просто играю на этом Хордофоне.
Поиск больше МУЗ, чтобы сопровождать меня.
Потому что, кто бы мог подумать, даже у моего пианино много-много струн.
Человек насчитывает 30 душ за каждой жизнью,
для каждого существует одна звезда.
Каждой душе был бы дан мир,
Быть богом отсюда так далеко.
И мы видим звезды, стоящие высоко над,
может ли быть, что-то из нас поднимается,
тоскуя без возвращения,
и остается только бесполезное преходящее.
Разве лучше было быть живым?
Чувствовал ли он себя лучше?
Дай мне жизнь!
Дай мне жизнь!
И разве непостоянство не лучшее доказательство жизни?
Разве я когда-то не лепил их из комка глины?
И они кричали: "дай мне жизнь!»
Но они были неблагодарны и оказались недостойными.
Итак, давайте поднимемся к крышке этого ящика…