Дубровский | 1999

Когда в лихие года пахнет народной бедой,
Тогда в полуночный час, тихий, неброский,
Из леса выходит старик, а глядишь — он совсем не старик,
А напротив, совсем молодой красавец Дубровский.
Проснись, моя Кострома, не спи, Саратов и Тверь,
Не век же нам мыкать беду и плакать о хлебе,
Дубровский берет ероплан, Дубровский взлетает наверх,
Летает над грешной землей, и пишет на небе —
Припев:
«Не плачь, Маша, я здесь, не плачь — солнце взойдет;
Не прячь от Бога глаза, а то как он найдет нас?
Небесный храм Иерусалим горит сквозь холод и лед
И вот он стоит вокруг нас, и ждет нас, и ждет нас.»
Он бросил свой щит и свой меч, швырнул в канаву наган,
Он понял, что некому мстить, и радостно дышит,
В тяжелый для Родины час над нами летит его ероплан
Красивый, как иконостас, и пишет, и пишет —
Припев:
«Не плачь, Маша, я здесь, не плачь — солнце взойдет;
Не прячь от Бога глаза, а то как он найдет нас?
Небесный храм Иерусалим горит сквозь холод и лед
И вот он стоит вокруг нас, и ждет нас, и ждет нас.»

Когда в лихие года пахнет народной бедой,
Тогда в полуночный час, тихий, неброский,
Из леса выходит старик, а глядишь — он совсем не старик,
А напротив, совсем молодой красавец Дубровский.
Проснись, моя Кострома, не спи, Саратов и Тверь,
Не век же нам мыкать беду и плакать о хлебе,
Дубровский берет ероплан, Дубровский взлетает наверх,
Летает над грешной землей, и пишет на небе —
Припев:
«Не плачь, Маша, я здесь, не плачь — солнце взойдет;
Не прячь от Бога глаза, а то как он найдет нас?
Небесный храм Иерусалим горит сквозь холод и лед
И вот он стоит вокруг нас, и ждет нас, и ждет нас.»
Он бросил свой щит и свой меч, швырнул в канаву наган,
Он понял, что некому мстить, и радостно дышит,
В тяжелый для Родины час над нами летит его ероплан
Красивый, как иконостас, и пишет, и пишет —
Припев:
«Не плачь, Маша, я здесь, не плачь — солнце взойдет;
Не прячь от Бога глаза, а то как он найдет нас?
Небесный храм Иерусалим горит сквозь холод и лед
И вот он стоит вокруг нас, и ждет нас, и ждет нас.»