Бритва Оккама | 2008

У нашей матери нет лица,
У нашей материи два конца,
Если бы не было нам отца —
Империи был бы конец.
Ты бреешь ноги бритвой Оккама,
Правда тонет на дне стакана,
Играешь «Собачий вальс"кулаками,
А у собак нет сердец.
Больше нет у меня любви,
А на меньшее я не согласна,
Как классно —
Петропавловка,
Спас на крови.
Развилка улиц, вен, капилляров,
Маляр закрасил извёсткой гитару,
Оскал правды из чёрных арок —
Этот город и враг мне и друг.
В человеческой форме так много отверстий,
Тебе смешно — а у нас это с детства,
Я люблю человека без сердца,
Я люблю человека без рук.
Не предлагай мне умереть,
Я и так уже слишком жива,
Голова
Обнулилась на треть.
Вчера накрылось бубновым тазом,
Смотрю немигающим третьим глазом,
Вижу всё сразу, твержу эту фразу
На берегу реки Океан.
С ручным временем на ремешке,
Худая, как верблюд в игольном ушке,
Подошвы взлетают от ветра в башке —
Танцую канкан.
Прошлое тоже зависит от нас:
Проболтаешься — станет не так.
Этот факт
Иной каждый раз.

У нашей матери нет лица,
У нашей материи два конца,
Если бы не было нам отца —
Империи был бы конец.
Ты бреешь ноги бритвой Оккама,
Правда тонет на дне стакана,
Играешь «Собачий вальс"кулаками,
А у собак нет сердец.
Больше нет у меня любви,
А на меньшее я не согласна,
Как классно —
Петропавловка,
Спас на крови.
Развилка улиц, вен, капилляров,
Маляр закрасил извёсткой гитару,
Оскал правды из чёрных арок —
Этот город и враг мне и друг.
В человеческой форме так много отверстий,
Тебе смешно — а у нас это с детства,
Я люблю человека без сердца,
Я люблю человека без рук.
Не предлагай мне умереть,
Я и так уже слишком жива,
Голова
Обнулилась на треть.
Вчера накрылось бубновым тазом,
Смотрю немигающим третьим глазом,
Вижу всё сразу, твержу эту фразу
На берегу реки Океан.
С ручным временем на ремешке,
Худая, как верблюд в игольном ушке,
Подошвы взлетают от ветра в башке —
Танцую канкан.
Прошлое тоже зависит от нас:
Проболтаешься — станет не так.
Этот факт
Иной каждый раз.